Николай Мартызенски



* * *

— Кто ты, сволочь? — Я — Стрелок.

Это значит — вышел срок.

Это значит — снова смерть.

Снова, снова в круговерть.

Снова, снова в глубину,

Чтоб не кануть в тишину.

Чтоб поверить лишь на миг,

Hа разорванного крик.

Грохот гильз, оскалы пуль.

Счетчик жизни снова в нуль.

Наша смерть не навсегда.

Нет патронов. Но тогда -

Снова, снова в круговерть.

Это значит снова смерть.

Снова палец на курок.

— Кто ты, сволочь? — Я — Стрелок…

Ну вот пролетела и еще одна ночь! Час Х приближается! Чем ближе Это подступает, тем сильнее меня колотит! Я очень боюсь госа, а уж защиты диплома и подавно! Хотя провалиться мне точно не дадут! Хоть за уши да вытянут !! Я совсем перестала спать! Это просто кОшмар! Скорее бы это все закончилось!! А то крышу сорвет!

Cерая переливчатая вода стекала широкими ручьями из крупных колец волос, когда она вышла на берег. Ее тело было окутано мерцанием сумрачных зеленоватых теней; темные волны с проблесками серебряной пыли упорно не желали отпускать ее легкие ноги, не хотели отдавать ее этому воздуху, этому небу цвета голубиного крыла... Небо бывает таким только на грани между умирающей ночью и холодным ранним утром - и она появилась из этой грани - уже не пена на высоком гребне, но еще не плоть и не кровь. Первое, что она почувствовала, став собой на берегу, был стук слева в груди, который вторил ревнивому плеску прибрежных волн и перекату мелких камешков на дне; ее сердце, казалось, гнало по жилам морскую воду - а может, так оно и было, когда она вдруг задрожала под свежим соленым ветром и задохнулась им, и опустилась на песок, хватаясь за грудь и широко открывая светлые прозрачные глаза...



читать дальшеПахло водорослями, восток неумолимо светлел, где-то резко закричала проснувшаяся чайка. Она сидела, подобрав под себя замерзшие ноги, на высоком камне, открытом отливом, и тщетно пыталась одной рукой запахнуть на груди еще не просохшее ветхое белое платье. Зажатым в другой руке большим перламутровым гребнем она медленно расчесывала влажные кудри. Эти кудри закрывали всю ее гибкую спину, спускаясь на камень, на котором она сидела, и странным был контраст между бедной одеждой и благородной осанкой женщины, и гребень беспокойно поблескивал в лучах солнца, встававшего в тумане за горами. Холодный ветер гнал серые тучи по небу и серые волны по океану; она смотрела на воду, и если бы случилось кому-то увидеть ее, он увидел бы также, как временами из пены и водяной пыли возникает неясный образ, чьи черты схожи с чертами ее тонкого лица; он на мгновение возникает совершенно ясно, а в следующий миг это только волна, разбивающаяся о камень, и нет никакого лица, и кто бы поверил, даже если б и увидел?.. И кто бы поверил, что белокожая светловолосая женщина вышла из морской пены первым ноябрьским утром?.. Она продолжала расчесывать волосы, пока солнце не встало над двуглавой горой, бледное, как луна, за пеленой тумана; а море продолжало шелестеть и вздыхать, припадая к белому песку у ее ног. Был слышен лишь шум моря, и вопли чаек тонули в нем.



Какой-то новый звук заставил ее обернуться. За ее спиной, вдоль дюн, поросших жесткой сизоватой травой, шла дорога. Дорога была старой и заброшенной, однако сейчас по ней кто-то ехал, потому что звук был перезвоном маленьких колокольчиков.



...Крепка и красива была его боевая колесница с серпами, широкая и надежная, из самого лучшего дуба, с бортами из белой бронзы, запряженная парой могучих вороных коней. Сбруя коней была усеяна бубенчиками. Умелый возница неторопливо правил по прибрежной дороге, а сам он небрежно сидел в гнезде, завернувшись в просторный плащ из светлой шерсти с алой вышивкой. Правая рука его расслабленно покоилась на длинном копье с позеленевшим бронзовым наконечником. На широкой груди сидящего в колеснице, на зеленом шелке рубахи, сияла золотая фибула с длинной иглой; золотой обруч был вплетен в его волосы, черные у корней и орехово-золотистые у концов. Яркой птицей была колесница на пустынной прибрежной дороге, среди тусклой травы под сумрачным небом, где метались чайки, будто устыдясь своего скромного оперения. Невиданным, сверкающим лососем был воин в колеснице, едущей мимо серых вод залива, где, может, только косяки сельди иногда проходили тускло-серебряными тенями. Кони его были легки, как перья ворона над полем битвы, как хлопья снега, как искры огня, а возница благороден, как старый дуб, как бронзовый идол, как большой олень с ветвистыми рогами.



Море шумело, распевая какую-то древнюю, ведомую только ему песню; оно вздыхало, облизывая песок и прибрежные камни, и гулко рокотало, накатываясь на обрывистый остров в заливе. Колесница выехала на пригорок; он посмотрел вниз, на подножие дюны, где темным зверем горбился большой камень, открытый приливом.



На камне сидела девушка с волосами цвета жемчуга.



- Остановись! - бросил он вознице, и она вздрогнула, но не повернула головы. Он вскочил, одним прыжком перелетел через борт колесницы, взмахнув плащом, и его мягкие сапоги легко съехали по траве на песок. Море застонало, вставая высокими гребнями под усиливающимся ветром. Воин подбежал к камню и заглянул ей в лицо, словно боясь опоздать, боясь, что она исчезнет. И тогда она откинула прядь с лица и посмотрела на него. Зеленая вода плеснулась в ее огромных холодных глазах.



- Кто ты, девушка, и что делаешь здесь? - промолвил он.



- Я ищу своего любимого, короля Ирландии, - ответила она и улыбнулась, и ветер взвыл, заглушая ее голос, и море тяжко заворочалось у скал острова.



Он вздрогнул. В следующий миг он подхватил ее с сырого камня и понес к колеснице, окутанный перламутровым потоком ее кудрей; он усадил ее в гнездо рядом с собой и укрыл своим плащом; возница тронул коней. Пел ветер и плакали чайки, а он мог только смотреть в прозрачные глаза девушки, сжимая руки на ее плечах, пытаясь ее согреть, и совсем забыл, что она не ответила, кто же она такая... Или он не услышал этого за шумом моря?..







Вопли, волны, ночь безлунна, рвется вереск за спиной,



Я бесстрашна и безумна, я явилась за тобой.



Ты отважен и спокоен, но ты знаешь, мудрый воин, -



Королевский дом построен над холодною водой.



Я сплетала ожерелье из семи зеленых лун,



Я на луке из омелы вырезала девять рун,



И двенадцатую жилу натянула я на лиру,



И вздыхало грозно море, слыша звон подземных струн.



В кольцах запахов болота дух ненастья встал, незрим;



Слышишь, Дикая Охота в скачке стелется, как дым;



Я клянусь - напитком смерти - принесу я ныне жертву,



Чтоб твое забилось сердце в такт с разодранным моим!



Вопли, волны, смерть безлунна, рвется вереск за спиной,



Я бесстрашна и безумна, я явилась за тобой;



Я бы встала из могилы, чтоб придти к тебе, мой милый,



Если б только были силы крикнуть, что теперь ты мой...





http://www.hellawes.ru/index.htm

На jukebox обновление! Среди новинок ПО на японском языке, попыталась послушать!! Негреет! И вообще там много чего появилось за последнее время, вот высшее образование закончу , займусь в плотную изучением!!!

Выглянула в окно!!! Слов нет одни нецензурные выражения в голову приходят! Снег лежит слоем сантиметров 5! Пряма новый Год на дворе, а не май! Глобальное потепление называется! Весна о нас совсем забыла! Грустно!

С каждым годом я убеждаюсь все больше, что: "Лето в Сибири короткое, зато малоснежное"!!! И сегодняшний день лишнее тому подтверждение! На улице холодина и то и дело идет снег! И это в мае!! НУ КОГДА ЖЕ НАКОНЕЦ НАСТУПИТ НАСТОЯЩАЯ ВЕСНА! А ведь гдето уже лето в разгаре! Плак!!

Если бы я была месяцем, я бы была... августом

Если бы я была днём недели, я бы была... воскресеньем

Если бы я была временем суток, я бы была... ночью

Если бы я была планетой, я бы была... землей

Если бы я была морским животным, я бы была… дельфином.

Если бы я была направлением, я бы была… югом.

Если бы я была мебелью, я бы была... холодильником

Если бы я была жидкостью, я бы была... томатным соком

Если бы я была деревом, я бы была... елочкой (хоть раз в год украшали бы)

Если бы я была птицей, я бы была... соловьем

Если бы я была инструментом, я бы была... пилой

Если бы я была погодой, я бы была... дождем

Если бы я была музыкальным инструментом, я бы была… скрипкой.

Если бы я была животным, я бы была... кошкой.

Если бы я была цветом, я бы была... черным

Если бы я была звуком, я бы была... капелью

Если бы я была стихией, я бы была... огнем

Если бы я была песней, я бы была... Господин Горных Дорог Мельницы

Если бы я была вкусом, я бы была... острым

Если бы я была словом, я бы была... доверие

Если бы я была частью тела, я бы была... правой рукой

Если бы я была числом, я бы была...13



Кто хочет может в коментах оставить ответы

Вспомнила после просмотра "Descendants of darkness". Не помню к сожалению кто автор, и ссылочку утеряла уже. 8(



"А, что если..."



Шикарный круизный лайнер «Королева Камелия» совершал свой рейс в Гонконг.

Который уже раз. По кругу. Одна и та же серия. И все для какой-нибудь умиляющейся девочки перед монитором. Он улыбнулся своей фирменной улыбкой маньяка-садиста, медленно надвигаясь на жертву, и оперся о стену, развязывая галстук свободной рукой. Тсузуки, который минуту назад выглядел донельзя кавайным, кажется, снова пришел в нормальный вид. Ну вот, с таким приятно иметь дело. А захочу кавая, достану шоколадку, припрятанную в кармане. Хотя... черта с два. В сценарии этого нет.







- Все, Тсузуки-сан, на эту ночь ты – мой.

- О-о... – Тсузуки с обреченным выражением лица прикрыл глаза.

Тоже мне, телепузик. Ну, хоть бы раз ответил «сам мой».



читать дальшеЭх, не понимает сценарист русского юмора. Вот американские гэги – пожалуйста. Он зарылся носом в волосы жертвы где-то в области уха, в уголке аметистового глаза показалась слеза. Вот глаза у него, действительно, хороши, это да. Очень необычный цвет. Но чтобы из-за цвета глаз терпеть этот инфантилизм?! Ах, да, мне же не нужны его глаза, и голова тоже. Мне же нужно только его тело... хм, тело... чтобы пересадить на него голову моего покойного сводного брата! И убить его потом. Боже, ну кто придумал мне эту дикую психологическую травму в глубоком детстве и какого-то брата?

Маньяк и жертва застыли, фиксируя позу для вящей остроты момента. Да, вот это глаза! Точно, бездонные. А цвет? Насыщенность, глубина... Пару секунд он позволил себе пофантазировать: вот он держит коробочку для драгоценностей, там черная бархатная подушечка, а на ней – два дивных фиолетовых глаза. Тут один глаз моргнул, и он понял, что отвлекся. Тсузуки чуть дышал и, вообще, казался очень и очень готовым к продолжению сцены в стиле сенен-ай. Детский сад на прогулке. Столько энергии, такой образ – и все впустую. Какой во мне маньяк-садист пропадает! Ну, разве это дело: из серии в серии грожу, черт знает, чем и – ничего? Убить за такой сценарий, с утонченной жестокостью, нежно...

Вот и сейчас, какой момент! А я что? А я ничего! Как всегда. Ясон Минк, помнится, в таких ситуациях не грозился, а молча делал. Везет же человеку со сценарием! Хотя... в чем суть моего садизма? Может, я потому и садист, что все время грожу и – ничего? А, Асато Тсузуки? Почему-то мне кажется, что даже до такого как ты уже дошло. И ты уже тоже чего-то хочешь. Ну, в конце концов, я же неотразимый маньяк!

А что, если...

- Не так быстро, Мураки-сэнсэй – прозвучало из-за спины.

Хисока... он чуть не застонал. А я и забыл. Да здравствует сценарий! Поехали. Он обернулся. Бисенен стоял, отчаянно и гордо выпрямившись, и, блестя зелеными глазищами в пол-лица, протягивал ему колоду карт.

- Я Вас вызываю. Если выиграю я, ваш договор с Тсузуки теряет силу.

- Хисока! Ты пришел меня спасти! – ожил Тсузуки.

Опять этот кавай! Бакайяро [1]... Как же меня от него трясет! Мураки открыл рот, чтобы согласиться на заведомо бессмысленную игру и сказать ценную фразу про ожидание, которое усиливает желание и... умолк. А потом нежно улыбнулся до отвращения решительному бисенену.

- Фак офф ми, - медленно проговорил он на ломаном американском английском с великолепным японским акцентом, - Хисока. Хи из май френд... сорри, май виктим [2].

И, минуту полюбовавшись на отвисшую челюсть бисенена, окрыленный вседозволенностью, потащил аметистовоглазую жертву, которая не то с перепугу, не то от неожиданности снова потеряла весь кавай, по коридору - к себе в каюту.



Пнув ногой дверь, чтобы автоматически захлопнулась, он уронил жертву на пол, сел на кровать и закурил. Тсузуки мгновенно вскочил, и обвиняюще ткнув в него пальцем, возопил:

- Мураки!!!

- Да, я Мураки.

- Какого черта ты делаешь?!

Он пожал плечами.

- Сижу. Курю. Думаю.

- Что ты собираешься делать?!

- Еще не решил. У меня конфликт между «должен» и «хочу».

Тсузуки сверкнул глазами, пошире расставил ноги, уперев руки в боки, и снова возмутился:

- Выпусти меня отсюда!

Он снова пожал плечами.

- Перемещайся. Ты же синигами. Хотя, вообще-то, ты мне себя проиграл. В карты.

Жертва, наконец-то, задумалась.

- Это не по правилам, - нерешительно заметила она, - меня должен был спасти Хисока.

В дверь решительно забарабанили маленькие кулачки.

- Вспомнишь Хисоку – вот и он... – мрачно проговорил доктор-маньяк, вставая, - Опять этот мальчишка портит мне все планы!

- Твои гнусные планы... – начала жертва.

- Вот’с ап, Хисока? [3] – поинтересовался маньяк, глядя на взъерошенного героя в приоткрытую дверь, - Я недостаточно ясно выразился? Не знаешь английского? Тогда придумай слово с приставкой «отъ» и примени его к себе.

- Я не могу оставить его с тобой... – бисенен покраснел. Похоже, он придумал слово с приставкой «отъ» и, наконец-то, сделал правильный перевод фразы, - Я знаю, на что ты способен!

- Вот и замечательно! Если тебе хочется повторить то, из-за чего ты теперь страдаешь всю свою загробную жизнь, приходи завтра. Только после семи утра, в семь у меня пациентка, я имею в виду Принцессу Тсубаки. Но это ненадолго. А потом – я к твоим услугам. Распишу все твое тощее тельце хоть иероглифами, хоть слоговой азбукой. Ты что предпочитаешь – хирагану или катакану [4]? Для комплекта могу и оттрахать. При желании. Убить, правда, больше не смогу, извини.

Бисенен, казалось, сейчас упадет в обморок.

- Все. Свободен, - он захлопнул дверь, - Достал.

- Мураки!!! – возопили из-за двери.

- Фак офф [5], - ответил он.

За дверью почему-то притихли. Пошел за помощью? Или ищет бумажку с подходящим заклинанием? В добрый час. Тсузуки глупо моргал, стоя посреди комнаты.

- Ну, грубый я, грубый, - кивнул доктор-садист, - Вульгарный.

- Это не по правилам... – снова повторила жертва. Голос звучал безнадежно.

Он достал бутылку мерло урожая какого-то давнего года и разлил вино по двум бокалам.

- Вот, Тсузуки, - он протянул ему бокал, - Цвет этого вина так подходит к твоим глазам...

- Мураки! – вяло возникла жертва.

- У вас обоих что, на меня условный рефлекс? Был когда-то такой знаменитый русский ученый доктор Павлов...

- И что он делал? – поинтересовался синигами.

О! Похоже, у него закончились спинномозговые реакции, и включился головной мозг! Забавно...

- Изучал рефлексы. На собаках. Допустим, долго не кормил собаку, потом ставил перед ней миску с едой – у нее начинала выделяться слюна из слюнных желез. Жидкость отводится через катетер. В дневник наблюдений заносится реакция - взаимосвязь процесса в мозгу и физиологического процесса. А потом вырабатывал подобные рефлексы...

- Такой же садист как ты, - подвела итог жертва, не дослушав.

- Он поставил памятник своим собакам.

- Ты намекаешь на то, что убьешь меня и поставишь мне памятник?

- Так вы же, синигами, если не ошибаюсь, бессмертны? В отличие от меня.

- Ты тоже бессмертен. Как вселенское зло, - убежденно проговорил Тсузуки.

- Хм... я должен умереть, чтобы ты мне поверил?

Он уселся за столик и, в полном соответствии с замыслом сценаристов, начал совершать с бокалом якобы неосознанные манипуляции, которые, согласно всем популярным книжкам о языке жестов означали сексуальное влечение. Дурная привычка, на самом деле: как только он немного расслаблялся, его тут же сносило в сценарий. Вот и последний вопрос снова навел его на мрачные размышления. По замыслу создателей аниме он должен был бы...

- Кстати, что ты там говорил о конфликте между «должен» и «хочу»?

- А? – Мураки даже вздрогнул от неожиданности. Тсузуки сидел за столиком напротив него с полупустым бокалом в руке. Удивительное рядом!

- Видишь ли... – начал он, помедлив, - как доктор-садист я «должен» сейчас, изнемогая от восторга, тащить тебя в мою тайную лабораторию, где я провожу суперсекретные исследования, чтобы отрезать тебе голову и использовать твое совершенное тело для воскрешения в нем... впрочем, неважно. Это выяснится в самом конце, как ты, наверно, помнишь.

- Я? – возмутилась жертва, - Откуда? А у тебя есть лаборатория?

Вот и поговори с ним откровенно. Но Мураки уже было все равно.

- Есть. Тут, на корабле. А еще я сейчас замыслил одну коварную игру...

- Туз посохов,- неожиданно кивнул Тсузуки, - Хадзимэ [6], я знаю. Ладно, об этом потом. А что у тебя за «хочу»?

- А с тобой может быть интересно... – с некоторым удивлением заметил маньяк и пригубил бокал, - кто кого тут должен обмануть и запутать?

- Я не такой тупица, каким тебе кажусь.

- Я никогда и не говорил, что ты тупица. Возможно, тормоз...

- Сам ты тормоз, Мураки. Каждый раз одно и то же...

- Вакаримасэн [7]... – пробормотал он, глядя на странно решительную жертву сквозь хрусталь.

- Со... со дэс ка? [8] – уточнила жертва бархатным тоном.

- То есть...

- Все эти угрозы, обещания, уговоры, разговоры о моем совершенном теле... язык жестов, наконец...

- Что? – он дрожащей рукой поставил бокал на столик. Что он задумал?

- Так ты хочешь меня или нет? Нет, ну в противном случае ты... настоящий садист!

- Вакаримасйта [9], - прошептал маньяк. Сейчас он признается жертве в своих гнусных намерениях, а потом ворвется какой-нибудь очередной бог синигами, и они всем скопом меня убьют. Славно. Но это у них не пройдет. Не дождетесь.

- Ничего ты не понимаешь! – подался вперед Тсузуки, - Я...

Мураки отшатнулся и встал со стула, постаравшись его не опрокинуть. Все, хватит пить. И курить брошу. Ситуация выходит из-под контроля, а я еще не решил, хочу ли этого. Впервые я в таком глупом положении... может, и не стоило обвинять во всем сценаристов, так было как-то спокойнее... Спокойнее, Мураки, все хорошо... ты – злобный маньяк, неотразимый доктор-садист...

- А что, если мы пошлем к черту весь этот сценарий... – вдруг прошептали ему на ухо, и сильные ладони легли на плечи, - А?

Доктор-садист неожиданно вспомнил, чем всегда заканчивалась сцена их якобы поцелуя – ему каждый раз попадало. Ощутимо, до падения на пол и проверки зубов на целостность. Он ведь постарше синигами и не факт, что сильнее физически. И отнюдь не бессмертен. Да, но в кармане есть револьвер... глупо. Кто из вас маньяк? «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил...» Тут рука Тсузуки забралась в правый карман его брюк, и, прежде чем он успел сообразить, что произошло, револьвер уже улетел куда-то в сторону кровати.

- Все, Мураки-сэнсэй, - прошептал ему на ухо голос, вдруг ставший незнакомым, - теперь ты - мой.

- Сам мой! – отчаянно выдохнул Мураки-сэнсэй и рванулся, выхватывая из левого кармана свое последнее оружие.

- Шоколадка-а!!! – завопил Тсузуки, мгновенно впадая в кавай: пышные ушки, мягкие лапки, пушистый хвост. А глаза так и впились в лакомство, с оскаленных клыков капает слюна... да здравствуют условные рефлексы! Тут с грохотом рухнула дверь.

- Сдавайся, Мураки! – закричали в два голоса маленький летающий гусесин и размахивающий бумажкой с заклинанием Хисока.

- Такие, как я, так просто не сдаются... – прошептал загнанный в угол доктор-садист, судорожно вспоминая какое-нибудь заклинание телепортации.

Тсузуки, урча от удовольствия, пожирал шоколадку.

- Ай’лл би бэк [10]... – пообещал Мураки, дрожащим пальцем рисуя на полу пентаграмму.

Тсузуки поднял голову и улыбнулся вымазанными в шоколаде губами.

- Мы обязательно встретимся, Мураки-сэнсэй!



[1] Сволочь (японск.)

[2] Оставь меня в покое, Хисока. Он – мой друг... прошу прощения, моя жертва

[3] Что случилось, Хисока?

[4] Хирагана и катакана – два варианта японской слоговой азбуки, вторая используется реже

[5] Пожалуйста, уходи

[6] Начало (японск.)

[7] Я не понимаю (японск.)

[8] Так ли это? (японск.)

[9] Понимаю (японск.)

[10] Я еще вернусь