Часы
Иногда Часы спешили. То ли батарейка в них была особенная, то ли к своим обязанностям они относились слишком ревностно, но стрелки их время от времени нетерпеливо устремлялись вперед, подгоняемые собственным громким и энергичным тиканьем. И звук этот с завидным упорством заглушал размеренный пульс соседей, населявших комнату, а те в ответ, пользуясь своим положением на стенах, свысока поглядывали на новичка, и чуть более низкой, чем обычно, нотой в последнем таке выражали свое недовольство.
Очень скоро новые Часы, за их своенравный и непредсказуемый характер, отправили на подоконник к молчаливой радости злорадно потирающих стрелки настенных обитателей, а чтобы никому не пришло в голову сверять по ним время, хозяева закрыли циферблат небольшими коробками с мелким хламом. Один только маленький уличный термометр, отправленный за никому уже неведомые провинности на Другую сторону, составил им компанию. В некотором смысле родная душа, пусть не умеющий тикать или весело стучать молоточком будильника и всего лишь с одной стрелкой, но все же способной в самый жаркий день лета сделать практически полный оборот по циферблату и показать неведомое другим часам время. И каждый вечер только им двоим играла всеми красками музыка остывающего стекла, заставляя электронное сердце все также громко тикать за рядами высоких коробок. И звук этот непрестанно напоминал высокомерным механизмам о другой, недоступной им жизни, свободной от бесконечной череды смертей и рождений в руках беспечных хозяев.
Но, однажды, пружина маленького термометра, не выдержав жара солнечных лучей, с пронзительным звуком лопнула, оставляя Часы в унылом одиночестве среди пыльных коробок. Некогда веселый перестук шестеренок, с огромной скоростью вращавших стрелки к такому удивительно единодушному раздражению настенных жителей и их хозяев, начал стихать. Вскоре его уже нельзя было расслышать среди наполненного хаосом звуков дня, а через некоторое время лишь тонкий хрип, едва ли теперь похожий на звук Часов, изредка тревожил ночной покой хозяев.
Часы шли еще несколько дней, судорожно подергивая застывшей на одном месте секундной стрелкой, пока последняя капля тока погибшей батарейки не пробежала по охваченному предсмертной агонией механизму и маленький маховик не замер бессильно внутри электронного сердца. Никто не заметил их ухода и тишина, широкой тенью скользнув через беззащитное окно, растворилась до времени в невнятном бормотании комнаты.
Сегодня не